— Надо же, — удивилась Гелла. — Оказывается, я и такое могу.
Потом она шла вперед к горящему Лесу, но никак не могли прийти: улица, такая прямая, вдруг удивительно легко изменила свой асфальтовый бег. Дома, ставшие призрачными в пылающем зареве далекого пожара, казалось, перекрыли ее наглухо; гарь и удушливый дым ползли стеной от Леса.
Гелла заблудилась.
Дома стояли утесами, одинаково высокими и мертвыми. Треск горящих деревьев превращался уличным эхом в ружейную пальбу; ветер равнодушно гудел в разбитых верхних этажах. Наступала багряная ночь.
Гелла металась по улицам, ощупью брела вдоль стен; сверху, сквозь непрекращающийся шум, неслись протестующие вопли ворон — они тоже не переносили дым и гул.
— Господи, ну хоть кто-нибудь! — закричала девушка, оседая на асфальт. — Помогите!
Дальше был ответный удар. Аврелий выбегал из подъезда, когда это началось. Если бы лифт работал, он бы успел. И если б не искал Уорла, тоже успел бы, однозначно. Но лифт не работал, а Уорл наверняка давно уже палил из автомата по варварам с какого-нибудь верхнего этажа.
Сначала пришла тошнота и заболел желудок. Аврелий скрючился и — ползком, ползком по битым ступеням — съехал в случайный подвал, ветер захлопнул за ним дверь. Здесь, в подвале, дышалось гораздо легче, сквозняк уносил дым вверх, в пустые проломы этажей. Мало того, воздух пах свежей хвоей: однако заметить этого Аврелий не успел, привычная боль сначала ударила в глаза, а после быстрой змеей расползлась по суставам.
Парень отбросил лазер, чтобы не застрелиться: Аврелий очень плохо переносил ответные удары.
Потолочные плиты трещали, сдерживая тяжесть многотонного дома.
— Помогите! — крик его заглох в ватной тишине подвала.
Казалось, что пылает не только Лес, но и мозг: звук падающих с потолка капель становился пушечными залпами Границы.
— Пом… — жалобно попросил Аврелий и умолк, видя в бреду — как, смеясь, сгорал в объятьях напалм-птицы друг Лето, не успев от нее увернуться; как Уорл все бил и бил из автомата по прозрачным теням варваров; как умирал и не мог умереть пограничный варвар, грызя от боли руки; как задыхалась в пожарном угаре Гелла…
Кто такая?
Где-то он ее видел.
Аврелий открыл глаза: ответный удар еще катил мутную волну безумия, но никогда Аврелий не ощущал столь ярких видений. Может, он стал ясновидцем, как покойный (в этом он теперь был уверен) друг Лето? Но Гелла? Кто она?
— Я ее знаю, — уверенно сказал Аврелий.
Он вскочил, зашелся кашлем. Потом подобрал лазер, для проверки — не сломался ли? — полоснул пол ослепительным лучом и вышел по разбитым ступеням, оставляя внизу хвойный ветер, грязь и багровый шрам остывающего бетона.
Неуловимые варвары опять бросили свои позиции, сгоревший Лес теперь не мог их укрыть. А вражеские доты расклевали пернатые ракеты, выплеснув кости и спекшуюся кровь врагов.
Малый отряд «своих» вновь продвигал Границу вперед: выстроившись цепью, бойцы волокли наверх железный канат, символ и основу той Границы. Посреди врас-коряку шагал Уорл: с тоскливой мордой он тащил на спине пограничный столб. Сегодня напарник Аврелия крупно провинился, поэтому безропотно сносил тяжесть пестро раскрашенной болванки.
Когда погиб друг Лето, Уорл, вопреки заведенному правилу боя, кинулся на штурм горящей сопки, поднял людей. И это во время атаки напалм-птиц! Сам-то он остался цел, но двое штурмовиков крепко обгорели, да еще до трухи обуглился приклад его нового, лично Кормчим вверенного автомата. Хотя в Городе оружия было навалом, но за порчу автомата Уорла наказали по-уставному.
Пыхтя и отплевываясь вязкой табачной слюной, Уорл поднялся на вершину сопки, где наконец-то сбросил тяжелый груз.
Уорл вынул из чехла лопату: с трудом поставив на попа пограничную болванку, он начал ее закапывать. Рядом, хекая от натуги, неумело копали трассу для каната молодые штурмовики, будущее и надежда Кормчего: новая Граница становилась официальной.
Впереди, за Границей, начинались зеленые поля варваров, а сзади, в смоге пожарного дыма, чернели закопченные пожарной гарью мертвые дома Города.
Боевая жизнь была прекрасна.
Они встретились, уходя от раскаленных огненным ветром небоскребов: Аврелий случайно наткнулся на девушку в дымных потемках. В любом другом случае Аврелий почувствовал бы чужака заранее, но сейчас он чертовски устал: осторожно пробираясь вдоль стен, Аврелий ударился плечом о нечто мягкое — «нечто» всхлипнуло и отпрянуло в сторону. Аврелий убрал за спину лазер.
— Я не буду стрелять, — он протянул руки в темноту, — вот, потрогай, у меня нет оружия. Ты кто?
— Я заблудилась, — тихо ответили из той дымной темноты. — Помоги мне.
Утро началось с необязательной ленивой стрельбы на Границе. Кто-то мимоходом сообщил новость: то ли прекрасная варварка с вредной целью захотела отдаться постовому и задушила его лифчиком, то ли застрелили его потравой из дальнобойного духового ружья — Уорл толком не понял. Слухам он давно не верил и полагался только на то, что видел сам.
Сейчас, стоя за обрубком ствола, Уорл курил и помахивал ремнем гранатомета. Когда стрельба стихла, он шутки ради вложил гранату в пращу, застегнул чеку в карабин и, пару раз крутанув над собой груз, отправил снаряд к варварам на другую сторону сопки. Граната не взорвалась, и Уорл сделал вид, что он здесь ни при чем; озабоченно хмурясь, Уорл пошел вниз, к шоссе.
На месте былой Границы, где шоссе упиралось в сопку, в зарослях лопухов двое незнакомых штурмовиков в прожженных «хаки» коптили на рапире воробьев и пили пиво. Уорл крикнул: «Га!» — чем смутил мужичков, вытащил из-за кустов мятый велосипед и двинул в Город. На старой автостоянке он засунул велосипед в бак перевернутой мусорной машины, прикрыл гнилым листом фанеры — велосипеды, в отличие от автоматов и лазеров, воровали.